Эдуард САГАЛАЕВ: влиять на текущую политику
Беседу вел Леонтий Букштейн
Фото автора
Имя Эдуарда Сагалаева уже несколько десятилетий прочно связано с медиасообществом. Когда-то его работа на федеральных теле-и радиоканалах дала реальный толчок их развитию. И сегодня он— Президент Национальной ассоциации телерадиовещателей. Кроме того, значительная часть его времени посвящена работе в Общественной палате Российской Федерации. О том, что и как здесь сегодня происходит, наш корреспондент беседует с Эдуардом Сагалаевым.
—Эдуард Михайлович, первый вопрос о вашей работе в Комиссии Общественной палаты РФ по коммуникациям, информационной политике и свободе слова в СМИ. Из каких установок вы исходите в своей работе там?
—Должен признать, что колебания по поводу участия в этой комиссии и тот скепсис, который был у меня в первое время, перед началом работы в Общественной палате, рассеялись. К моему собственному удовлетворению. Теперь, на мой взгляд, Общественная палата состоялась как инструмент связи гражданского общества и власти. И наша комиссия, Комиссия по СМИ (будем ее так для краткости называть), оказалась одной из самых активных. И это понятно, поскольку в стране есть проблемы, связанные со свободой распространения информации. Мы видим, что и у журналистов, и у читателей, телезрителей и радиослушателей имеется определенная неудовлетворенность чрезмерным влиянием власти на деятельность СМИ, на их открытость, на правдивость предоставляемой информации.
Есть и такая профессиональная проблема среди журналистов, как самоцензура. В связи с этим я могу привести следующий пример. Во время трагических событий в Беслане штаб дал официальную цифру по числу заложников в 300 человек. А сдругой стороны, в толпе, окружавшей бесланскую школу, люди поднимали плакаты с совершенно другим числом заложников. Журналисты всех зарубежных каналов, работавшие там, говорили, что жители Беслана называют иные, чем в официальных источниках, цифры. Деятельность штаба не критиковалась, оценка официальным данным не давалась. Но в тоже время нужно было думать о тех, кто находился в этом пекле и вокруг него и знал истинные размеры трагедии. Из этого следовал вывод, что при сообщении о 300 заложниках гибель реальных 1,2тыс.человек могла бы считаться как бы несуществующей и можно было бы вообще отрицать гибель людей. В русле нашего разговора тут важно вот что: тот самый плакат с числом заложников на наших телевизионных каналах из сюжетов не вырезали. Потому что нечего было вырезать: его никто и не снимал для сюжета. Вот в чем вся суть проблемы. Если бы снимали, а потом вырезали, то это была бы цензура. А если просто не снимали, то уже самоцензура журналистов, авторов информации. И когда я впоследствии разговаривал с моими товарищами,с кино- и телеоператорами, и спрашивал их, почему,мол, не снимали, они отвечали: а все равно бы вырезали. Понимаете? Это серьезное явление.
—Но оно же идет из тех, давних времен?
—Само собой разумеется. Я знаю, что такое советская журналистика и всю жизнь помню свое первое редакционное задание. В газете «Ленинский путь», органе самаркандского обкома партии, я работал в отделе партийной жизни и занимался темами молодежи и комсомола. Меня послали на первое мое задание —освещать фестиваль дружбы молодежи Таджикистана и Узбекистана. Я ехал на фестиваль с романтическими представлениями о будущем событии, с намерением написать о нем целую полосу. А увидел то, что потом, спустя годы, блестяще показали в фильмах о комсомоле тех лет. Наличествовала профанация идеи интернационализма и борьбы за идеалы светлого будущего. На полосный материал о чистой и незапятнанной любви молодежи к идеям и постулатам партии все это явно не тянуло. Разве что на развернутый репортаж в скандальной хронике. Но таковой тогда не было, и я в ужасе вернулся в редакцию. Главный редактор, выслушав рассказ, дал мне мудрый совет: «А ты напиши, как бы ты хотел все это увидеть, как бы это могло быть. И напиши, что так и было. Иначе мы с тобой расстанемся». Я промучился всю ночь, но написал. Мне до сих пор стыдно за тот материал. Но после того, как он вышел и его вывесили на доске лучших материалов за неделю, я пришел к главному редактору и попросил перевести меня в секретариат. И больше я не вступал во внутренний конфликт со своей совестью, своими убеждениями.
Нас, журналистов, называли тогда бойцами партии, ее верными слугами. Я в жизни никогда больше не хочу оказаться в подобном положении. Многие мои товарищи, истово занимавшиеся всем этим, имели в себе такой конфликт, им было некомфортно, некоторые из них спивались, некоторые рано уходили из жизни. Тяжкое это бремя — неправедная служба по созданию иллюзорной картины мира. Вот это была самоцензура в ее чистом, рафинированном виде.
—Сейчас, несколько десятилетий спустя, вы видите схожие метастазы в современной журналистике?
—Да, я их вижу. Это явление существует.
Хочу вернуться к работе Общественной палаты и сказать о том, что одна из главных проблем, которой занимается наша комиссия,—поддержка журналистов, сохраняющих в себе гражданскую позицию. Все это болезни роста.
Сейчас я с удовольствием читаю книгу, сборник статей публициста Дмитрия Быкова «Блуд труда». Он размышляет и о российской журналистике времен Гусинского. Причем пишет о том периоде довольно темпераментно, даже, я бы сказал, агрессивно. Он считает его временем, когда многие журналисты вольно или невольно участвовали в шантаже власти. Они ее шантажировали, сами точно не зная, какие цели преследуются. Это была другая крайность, когда «все плохо, а будет еще хуже». Я не могу сказать, что полностью солидарен с Быковым, но мне понятна его позиция. Хотя я жалею то, прежнее, НТВ, скучаю по нему. В нем было немало хорошего, особенно в той части, что не имела прямого отношения к политике.
Есть ведь пресса не ведомственная, не корпоративная, не обслуживающая чьи-то интересы, а та, что служит стратегическим целям общества, задачам развития страны, государства. Если это делается на высочайшем профессиональном уровне, то приносит неплохие доходы. Это тот идеал, к которому я стремился в рамках созданного в свое время телеканала «ТВ-6». Я не хочу сказать, что наш канал был лучше всех, однако желание делать его таковым и у меня, и у моих коллег существовало всегда. Но когда там появился Борис Березовский с его стремлением использовать канал в качестве оружия политической борьбы и средства решения собственных бизнес-задач, закончилось это плохо. Сегодня в средствах массовой информации нет гусинских и березовских. Но есть другие силы и средства, с другими задачами. Одну из них можно назвать сразу: не составлять оппозицию власти, и это всем нам понятно. Вторая—быть бизнесом, приносить прибыль. И что мы видим в результате? Например, «криминализацию» тематической направленности передач НТВ. И это вряд ли позиция «Газпрома» или «Газпром-Медиа». Это та степень свободы, обладая которой менеджмент НТВ находит наиболее выгодную для себя нишу для зарабатывания денег.
—Вы многое в нашей журналистике видите ясно и отчетливо, поскольку сами являетесь ее частью. Какие-то усилия предпринимаете, чтобы изменить положение в лучшую сторону?
—Комиссией по СМИ Общественной палаты предпринимаются попытки создать Кодекс журналистской этики. Также мы занимаемся проблемой подготовки и переподготовки кадров для прессы, радио, телевидения. В России1 20 факультетов журналистики, а дефицит грамотных и профессиональных кадров колоссальный. На ситуацию накладывается бурное развитие медийного рынка, связанное с конвергенцией, взаимопроникновением печатных, электронных и интернет-СМИ. Мы сталкиваемся с явлением нью-медиа, которые включают в себя такие новые сектора нашей жизни, как мобильное телевидение, цифровые технологии и пр. На Западе уже известные и крупные газеты имеют печатные версии в качестве некоего подарочного приложения для любителей пошуршать бумажными страницами к интернет-версиям с их многомиллионными аудиториями.
Сейчас востребован профессиональный журналист, который одинаково хорошо умеет написать текст, отснять событие на камеру, сделать репортаж и смонтировать видеоверсию для новостей ТВ. Тот же «Московский комсомолец» под управлением председателя нашей комиссии ОП РФ Павла Гусева имеет не просто электронную версию бумажной газеты, но и видеосайт с прямыми репортажами, онлайновыми конференциями, обратной связью и тому подобными нтерактивом. На данном примере видна вся глубина проблемы журналистских кадров. Недавно мы на ОП РФ обсудили эту проблему, собрав в Москве представителей почти всех вузов и факультетов журналистики. Мы поговорили о том, что может сделать Общественная палата для реформирования этого сектора образования и как добиться, чтобы наши высшие учебные заведения готовили специалистов, соответствующих современным требованиям.
—Вы говорите и о не всегда простых взаимоотношениях власти и журналистики. Есть сегодняшние примеры?
—Есть. В Туле волевым решением исключили из кабельных сетей один из телевизионных каналов с самым высоким рейтингом новостных программ. А они были нелицеприятными, правдивыми, задиристыми. Задевали местных бюрократов и чиновников. Доставалось и губернатору, хотя я бы не сказал, что делалось это всегда в рамках особой необходимости. Я дважды ездил в Тулу, разбирался в ситуации. Там было налицо нарушение антимонопольного законодательства, поскольку владельцы кабельных сетей, очевидно, близкие к новому губернатору Вячеславу Дудке, молодому, энергичному и грамотному человеку, повели себя в конфликте довольно резко. Аффилированные с ними фирмы просто вынудили хозяев непокорной компании продать ее. После этого она попала-таки в кабельные сети, но у нее теперь самый низкий рейтинг. Как говорится, комментарии излишни. А губернатор демонстративно дистанцируется от конфликта, называя его конфликтом хозяйствующих субъектов. Я бы все понял и во все поверил, если бы эти «субъекты» паяли-лудили тульские самовары. Но здесь речь идет об ином продукте, и первому лицу области хорошо бы присматривать за ним с несколько иных позиций.
К сожалению, нам так и не удалось отстоять телекомпанию в том виде, в каком она завоевала признание зрителей. Если это и рейдерство, то с очевидной политической подоплекой.
—Есть понятие «свободная и независимая пресса», но лично у меня оно всегда вызывало два вопроса. Первый: свободная от кого и от чего? И второй: независимая опять же от кого и от чего?
—Конечно, понятие это есть, но оно относительное. Я шутя говорил в свое время, что есть три типа взаимоотношений высших должностных лиц с прессой. Первый - Буш, который договаривается с прессой, и это сфера не всегда публичных отношений, связанных с получением эксклюзивной информации ограниченным пулом доверенных СМИ. Пример – информационный канал FoxNews, занявший пропрезидентскую позицию, в силу чего потеснивший в рейтингах даже CNN. Второй тип отношений—владение средствами массовой информации, как это делает Берлускони. За ним практически все итальянское коммерческое телевидение. И третий тип—наш президент, который приемом дзюдо кладет СМИ на лопатки. Или бросает через бедро. Выбирайте, что, на ваш взгляд, лучше. Но имейте в виду, говорил я это шутя, хотя в каждой шутке есть только доля шутки…
—Ну, не знаю. Вот мы публикуем ваше интервью с этой шуткой и им подобные, а нас за это никто на лопатки не клал и не кладет…
—Это ваша удача. Если же говорить по-серьезному, то, общаясь с теми, кто вырабатывает политику отношений с прессой, я слышу, что та журналистика, которая ассоциируется с именами упоминавшихся бывших олигархов, опасна для государственного строительства, для стабильности общества. И с этим трудно не согласиться. В то же время невозможно искоренить коррупцию, не имея свободной прессы. Свободной, а не заказанной теми, кто под эту сурдинку готов решать свои прикладные задачи.
Вернемся к терминам свободы и независимости. Пресса, имеющая возможность критиковать любое должностное лицо за злоупотребления,—это свободная пресса? Да, это она. Если у нас ее не будет, мы не сможем эффективно бороться с коррупцией.
Ну кто в Кремле заинтересован, чтобы коррупция разъедала государство? Я думаю, никто. Тогда создается конфликт: коррупция не нужна, но и пресса как инструмент борьбы с ней, не очень, скажу мягко, востребована. Пример из дружественной Франции. Пресса подняла скандал из-за того, что супруга президента страны, пользуясь официально полученной в администрации президента корпоративной кредитной картой, потратила 500 евро на два деловых обеда. Кончилось тем, что она вернула эту карту и 500 евро, доказала, что обеды были действительно деловыми, в интересах Франции, и заявила, что отныне обязуется проводить подобные мероприятия только за личный счет. А до этого произошел скандал из-за того, что вновь избранный президент Франции сразу после выборов поехал отдохнуть на яхте своего личного приятеля. Я уверен, что такие истории просочились совсем не в те газеты, которыми владеют друзья или школьные приятели президента страны. А именно в те, что называются, может быть, оппозиционными. Или просто в такие, которые заинтересованы в том, чтобы в стране не было и тени коррупции или злоупотреблений. И теперь любой чиновник, наметивший себе объект для того или иного типа вымогательства, сто раз подумает над тем, что даже и жена президента находится под постоянным контролем общественного мнения.
Рассказываю это не для аналогий, а из-за чувства здоровой зависти к общественному устройству, открытости общества и таким отношениям с прессой, которые делают возможными подобные разбирательства.
—У нас такого пока нет, но каков вектор нашего развития?
—Одной из задач Общественной палаты РФ официально записан контроль за состоянием свободы слова в России. Все, о чем мы говорим, нужно рассматривать в контексте времени, в рамках происходящих в стране процессов. При этом надо быть реалистами. Я реалист и оптимист. Рекламный рынок России растет на 30% в год. Фантастический рост! Объем этого рынка около $6 млрд. И такой тренд говорит о благоприятном будущем, о развитии технологий. Они дают все больший простор для медиа. Ну как власть сможет ввести контроль в Интернете? То же самое и с цифровыми технологиями. Противодействовать этому и бессмысленно, и невыгодно.
Я не квасной патриот, но замечу, что, например, BBC имеет лицензию на вещание в России. А в самой Англии или в США получить лицензию на вещание российского радио или трансляцию российского телеканала—исключено. В тех же США по закону негражданин Америки не имеет права издавать газету, владеть телеканалом или радиостанцией. Так что в определенном смысле мы более открыты для мира, чем записные лидеры с рыночной экономикой или независимой и абсолютно свободной прессой.
—Значит, мы более открыты для проникновения «чуждого влияния»?
—В чем-то они либеральнее, более открыты и продвинуты. У нас же есть свои особенности. Например, в России принято перегибать палку, почти всегда и во всем. Так и в ситуации с правами журналистов, со свободой прессы, открытостью (или закрытостью) нашего общества. Она течет, она изменяется. И ни один шаблон здесь не будет абсолютно верен на долгий срок. Когда Путин пришел к власти на первый срок, я опубликовал в «Известиях» статью с подзаголовком «Раздумья одинокого интеллигента». Я писал от своего имени о тех опасениях, что были связаны с «приведением к присяге» всех СМИ. Меня это беспокоило тогда, беспокоит и теперь.
—Но именно Путин ввел вас в состав Общественной палаты. Зачем, как вы думаете?
—Это произошло через шесть лет после той статьи и непосредственно с ней, может быть, не связано. Тому, вероятно, имелось две причины. Первая: меня требовалось каким-то образом нейтрализовать в преддверии предстоящих в 2008 году президентских выборов, ведь, говорят, в политической сфере у меня репутация непредсказуемого человека. Вторая: задействовать мой некий репутационный ресурс и ресурс Национальной ассоциации телерадиовещателей, куда входит 650 телерадиокомпаний. Обе причины хорошие. Другое дело, я мог бы не захотеть, чтобы меня приближали, понимая, что это«хождение на длинном поводке». Не забывайте, я трижды уходил с очень высоких постов, когда меня к этому никто не вынуждал. Тем не менее ,я работаю в ОП РФ и еще в массе общественных и проправительственных структур. И все это ради одной цели—влиять на текущую политику, особенно в сфере СМИ.
Справка«БОССа»
Эдуард Михайлович Сагалаев родился 3 октября1946 года в г.Самарканде (Узбекистан).
Работал на радио, в областной и республиканской печати Узбекистана. С 1975года—в Гостелерадио СССР.
В 1990—1991 годах—председатель Союза журналистов СССР.
С 1990 по 1997 год—сопредседатель Международной комиссии по политике радио и телевидения (Комиссия Картера—Сагалаева).
В 1991 году—Президент Международной конфедерации журналистских союзов. После августовского путча 1991 года назначается генеральным директором государственной телерадиовещательной компании «Останкино», но в июле 1992года оставляет должность по собственному желанию.
В 1992 году создает Московскую независимую вещательную корпорацию (МНВК), которая выигрывает конкурс на право вещания по шестому частотному каналу телевидения, и возглавляет первый в России частный телеканал «ТВ-6 Москва», организованный при участии Тэда Тернера.
В 1995 году по инициативе Эдуарда Сагалаева создается Национальная ассо-циация телерадиовещателей (НАТ), объединяющая более 650 телерадиокомпаний России. С февраля 1996 по февраль 1997 года—председатель Всероссийской государственной телерадиокомпании (ВГТРК), а затем до января 2001 года вновь президент Московской независимой вещательной корпорации (ТВ-6).
В 2001 году учреждает фонд развития телерадиовещания, электронных СМИ и интернет-технологий «Фонд Эдуарда Сагалаева».
Лауреат Государственной премии СССР за 1978 год. Действительный член Международной академии информатизации.
Президент Национальной ассоциации телерадиовещателей.
Член правления Академии российского телевидения.
Доктор политических наук,профессор.
Сопредседатель Совета ассоциаций медийной индустрии(САМИ).
Награжден двумя орденами Дружбы народов.
В 2002 году Академией российского телевидения награжден специальным призом «ТЭФИ».
В 2007 году награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IIIстепени.
Журнал«БОСС»
№8 2007г.