Юрий ВАСИЛЬЕВ: я отдаю театру все
Беседу вел Леонтий Букштейн
Фото автора
Юрий Васильев известен как актер Московского академического театра Сатиры, режиссер и педагог, скорый на подъем гастролер и душа любого театрального и внетеатрального действа. А когда 35 лет тому назад он, участник новосибирской театральной студии «Спутник ТЮЗа», явился в Москву, перед ним стояла неприступная и взыскательная столица. Но он не побоялся и не смутился. При конкурсе 287 человек на место поступил в «Щуку», годы и годы бился, чтобы покорить Москву. И покорил. Стал признанным театральным премьером, народным артистом России, успешным постановщиком спектаклей.
— Юрий Борисович, вы прямо с репетиции, и, судя по времени ожидания нашей встречи, с непростой.
— Да, это точно. Сейчас репетируем оперу «Миражня», которую у нас ставит Юрий Шерлинг, заслуженный деятель искусств РСФСР, доктор искусствоведения и хорошо известный в театральном и музыкальном мире режиссер, композитор и балетмейстер.
— Юрий Шерлинг, воспитанник Юрия Завадского, — это уже брэнд. Вам придется постараться на новом поприще… Тем более что завзятые театралы наверняка еще помнят его триумфальную постановку оперы-мистерии «Черная уздечка для белой кобылицы» почти что три десятилетия тому назад. Она тогда понаделала много шума… Будете петь?
— Буду петь, буду танцевать, буду играть.
— Вспомнил: Марис Лиепа называл вас лучшим танцовщиком среди драматических артистов. Итак, кто ваш герой в будущей постановке?
— Герой отрицательный, поскольку еще в молодости юных мальчиков я отыграл. Затем был образ Людовика XIV, потом лорд Горинг в «Идеальном муже» О. Уайльда. А теперь вот буду играть фактически Антихриста. Постановки такого масштаба у нас в театре никогда не было, приглашены профессиональные оперные певцы и солисты балета. Как говорится, нужно соответствовать, и мы сейчас учимся по-настоящему, грамотно петь. Идут вокальные и хореографические репетиции. Суть либретто — рассказ о том, что делает с людьми золотой телец, когда зло приходит под личиной святости. Работа идет не первый месяц, и я с удовольствием постигаю замысел автора — режиссера.
— Но вы же тоже не чураетесь собственных постановок, ставите спектакли?
— Ставлю, ставлю. Сейчас — в театре Ермоловой. Мне это интересно. Со своих спектаклей в театре Сатиры бегу туда, а оттуда — опять сюда… Интересно!
— По вашему опыту чистый интерес мог бы уже и пройти…
— А не проходит! Сейчас в ГИТИСе веду курс, в прошлом году выпустил курс на факультете эстрады, заочное отделение. Вообще преподаванием я занимаюсь почти 20 лет. Общение с юными дарованиями обогащает, не позволяет оторваться от нового поколения.
— Да вам, похоже, до старости еще далековато.
— Так-то оно так, но в 2006 году мы отметили 30 лет выпуска нашего курса в Щукинском училище. Следовательно, и моей творческой деятельности столько же лет.
Не так давно я стал членом Московского Английского клуба. Организовал там домашний театр, и теперь на Новый год устраиваю спектакли со своими коллегами по клубу. В актерах у меня ходят и известные политики, и председатели правлений банков, и депутаты Госдумы. И как играют! Видимо, в повседневной жизни у людей политики и бизнеса достаточно своей драматургии и своих драм.
Постоянно вхожу в состав жюри детского театрального фестиваля Центрального административного округа Москвы. Это мне тоже интересно. Я когда-то давно приехал в Артек на детский кинофестиваль с фильмом Александра Згуриди «Лиза и Элиза». И во время общения с детьми с ужасом понял, что они совершенно не знают российских артистов. Западных, американских — пожалуйста, наперечет. А своих — нет. И я им сказал: «Ребятки, видите, вон там сидят наши актеры, которые признаны гениальными, завоевывали Канн и Париж еще тогда, когда ваши оскароносные любимцы под стол пешком ходили».
Потом у меня с ними был мастер-класс, затем просмотр фильма и голосование. А в жюри фестиваля входили все 5 тыс. детей. Их было не подкупить и не склонить на свою сторону ничем. И они меня признали лучшим артистом, я получил 87% голосов, а Шварценеггер — 10%. Мне вручили бронзовую бригантину. После чего я им всем сказал: «Спасибо огромное, это мой Оскар».
Верите, что по эмоциональному ощущению выше того признания я ничего в своей жизни не получал?
— Вполне. Перефразируя известный постулат, можно сказать: чем больше я узнаю взрослых, тем больше люблю детей.
— Вот-вот, точно! Детей и их питомцев, животных. Тогда, в Артеке, я понял, что нужно спасать детей от не совсем полезного им иноязычного влияния. В том числе и культурного. Поэтому, когда меня позвали в 56-ю московскую школу, я пошел. Директриса сказала: «Я хочу, чтобы у нас был российский детский театр». Я собрал детей в актовом зале, поговорил с ними. Потом пригласил из нашего театра специалиста по оформлению, и мы сделали занавес. Я предложил поставить «Снежную королеву». Привез из театра костюмы и реквизит, репетировали истово. Вся школа стояла буквально на ушах. Пришло время показать сделанное. Отпечатали программки и билеты — по рублю. Неделю шли спектакли. Сначала был успех, а после того как артисты расслабились, случился провал. Я их собрал и объяснил, что хихикать на сцене по ходу спектакля — значит не уважать зрителя и он, зритель, это уже заметил. Короче, все было как у взрослых.
Потом мы ставили фрагменты «Горя от ума», коллаж из стихов и сказок А.С. Пушкина. А одна девочка даже написала нечто вроде пьесы о школьной жизни. Вскоре я понял, что детьми никто не занимается, родители от них откупились хорошей школой с охранниками и доставкой утром на иномарках. И это все. Вот почему в театр ко мне набежали детишки с первого по одиннадцатый класс: им было важно, что ими здесь занимаются. Они играли такие гениальные этюды, которые в театральном училище не каждый студент выдает. Родители поражались переменам в своих детях. Кстати, здание этой школы к 2008 году будет реконструировано, и в проекте предусмотрен настоящий театр на 400 мест с гримерками, кулисами, театральным светом и всем, что ему положено иметь. Говорят, это и моя заслуга.
— Вы за такую работу получили звание «Отличник общего образования», которое по разнарядке присваивается одно на тысячу практикующих школьных учителей. Это за «чужих» детей. А ваше собственное дите? Сын Александр ведь учился в юридическом вузе?
— Учился, учился старательно. Закончил, принес нам с мамой диплом. Вот, говорит, как вы и хотели, я стал дипломированным юристом. А теперь я иду учиться дальше на музыканта.
Сейчас оканчивает музыкальный колледж и работает в джазовом коллективе. Гены, никуда не денешься. У меня был тот же путь, через музыку.
— Ну, ваш путь не назовешь лучезарным и праздничным. Пробивались, как говорится, своим умом и своими способностями.
— А чем же еще? Театральный мир, по крайней мере в те годы, был суров: не можешь, не умеешь, не хочешь — в сторону. Талантов в театре всегда хватало, и конкуренция, еще до того, как о ней заговорили в бизнесе, у нас в искусстве была испокон веку. И у меня случалось всякое, хотя мэтр театра Сатиры, его многолетний руководитель Валентин Плучек ко мне почему-то благоволил и вскоре после моего появления в театре ввел в шесть ключевых ролей сразу. Досталось мне и тогда, и когда Андрея Александровича Миронова не стало: мне предложили все роли Миронова, но я сыграл только одну и то через десять лет — Мэкки-Ножа в мюзикле Курта Вейля «Трехгрошовая опера» по пьесе Б. Брехта.
— Трудное это дело — существовать на фоне талантливых предшественников.
— И каких! Менглет, Миронов, Папанов, Мишулин… Но я старался. Теперь же появились трудности другого рода. Приходится жить и работать в совершенно иных, чем у предшественников, условиях. Я имею в виду материальную сторону дела. Хотя и сейчас не могу бросить театр, как это делают, увы, многие. Молодые актеры практически все перешли на разовые ставки, на отдельные роли. И их берут без разговоров. А меня три года испытывали, прежде чем взяли в труппу. Это почиталось за счастье: всего-то три года! Тогда ведь как было заведено: попробуй заикнись о каких-то съемках на телевидении или в кино, что вы! Валентин Плучек на ходатайствах по поводу участия в съемках и Миронова, и Папанова, и всех других неизменно писал: «В свободное от основной работы время». А когда оно было, свободное, если в месяц до трех десятков спектаклей приходилось играть? Помощники известных теле- и кинорежиссеров выстраивались в очередь за именитыми актерами театра Сатиры. Сейчас же молодые говорят: что мне в театре на 3 тыс. руб. делать?
— И у вас такая зарплата?!
— Ну, я начинал с еще меньших сумм. Но и теперь они довольно скромны для народного артиста России. У маститых ветеранов пенсия выше. Поэтому я не могу отказываться от съемок в телесериалах, от ведения вечеров, от зарубежных гастролей. Вот недавно у меня было четыре съемочных дня. Один день сказал две фразы, другой день — еще три фразы, и так все четыре дня. И получил почти что свою годовую зарплату. Каково? А у молодых актеров в сериалах ставки еще больше. Когда меня в первый раз спросили: «Сколько вы стоите?» — я поперхнулся от растерянности. На самом деле, сколько я стою? А у молодых уже свои директора, продюсеры и агенты, они знают ставки на всех теле- и киностудиях. Бизнес на подъеме!
Будут они уважать театр? Ох, сомневаюсь я…
— А как же спонсоры?
— Тонкий вопрос. Если будет повод попиариться — всегда пожалуйста. А просто так поддержать театр, культуру — какой толк магнатам? И в политике театр не используешь, и на выборы с ним не двинешь. Так что остаемся в расчете на собственные силы в основном. Хотя, конечно, бывают прекрасные исключения.
— Какова материальная база народного артиста?
— Дача у меня летняя. Машина, «Нива», появилась десять лет назад, но сам я ее не вожу, жена и сын здесь заправляют. В позапрошлом году взял в кредит корейскую «КИА СпортЭйдж».
Ну нет у меня бзика по поводу шмоток, загородных замков, золотых часов весом в полкило, отдыха непременно на Канарах и квартиры величиной с аэродром. Я не ханжа, красивые вещи люблю. Но при этом мне важнее красиво одеть жену и чтобы у сына все было из необходимого.
— А вот, кстати, о жене. Есть информация, что вы все 28 лет счастливы в браке, причем с одной и той же женщиной. Что, как утверждают, нехарактерно для энергичного, стройного, делового мужчины с отменным чувством юмора и без вредных привычек…
— Все истинная правда. И даже, представьте, насчет счастья тоже. Как перехватил я свою жену во время моих и ее гастролей в Красноярске, так и живу-поживаю — с чувством, с толком и с радостью. Она у нас в доме полная хозяйка, от нее черпаю свой энтузиазм и радость жизни. А что, вас это удивляет?
— Меня — нет. А вот театральных и околотеатральных тусовщиков — да.
— Ну, таким людям нужно же чем-то время и язык занять. Жена прошла со мной все трудные годы, делила и радости, и проблемы. Да мы и приличной квартирой совсем недавно обзавелись. Правда, еще пять лет не могли в нее въехать, потому что на ремонт не было достаточных средств. В столице ремонт — это катастрофа. Вот, только недавно закончили строительно-монтажные работы, въехали. А я все равно доволен: у меня замечательная жена, отличный сын, и мы любим друг друга.
Нам, между прочим, друзья и поклонники подарили на мой день рождения энную и вполне круглую сумму, на которую мы обставились. А то были бы, считай, голые стены.
— Это вам просто повезло.
— Если скажу «тому везет, кто сам себя везет», так вы решите, что я слишком хорошо о себе думаю.
— Нет, отчего же. Вы ведь, что называется, пашете за двоих. Значит, и жить должны в достойных условиях. Несмотря на изменения в общественном строе и финансовых обстоятельствах.
— Без этого не могу. Имею в виду без нагрузки, без работы, без театра.
— Да, вернемся к театру. О ваших ролях в спектаклях «Босиком по парку», «Трехгрошовая опера», «Молодость Людовика», «Мастер и Маргарита» сказано и написано немало комплиментарного. Но я хотел бы поговорить сейчас о ваших «Секретаршах», где вы и автор, и актер, и режиссер. Я смотрел их четыре раза и всякий раз открывал для себя какие-то новые фрагменты, мизансцены. Даже завидовал: пьеса без единого слова, а спектакль понятен практически каждому. Как появилась идея такого действа?
— А она не появилась. Идею я подсмотрел в Германии. Собственно, от немецкого варианта осталась только линия с секретаршами и их машинками на сцене. В программке не заметили надпись: «Опус 2»? Авторские права соблюдаю.
Все содержание, музыкальная партитура, взаимоотношения действующих лиц — мои, выстраданные на даче. Я хотел, чтобы музыкальные номера адресовались разным возрастным группам зрителей в зале. Оттого в числе действующих лиц и совсем юные девочки, и зрелые дамы, и старушка. И зал «просек» это! Каждый вслушивается в мелодии своего поколения. Подчеркну — не в фонограммы, а в живое пение с настоящим классным оркестром под управлением моего друга, композитора Андрея Семенова, которого справедливо называют «Мистер десять тысяч вольт».
Пять лет аншлага — это наш фирменный рекорд.
— Там ваша постоянная и прекрасная партнерша Алена Яковлева просто «королевишна», как говорила моя бабушка.
— Мы вместе на сцене много лет. Понимаем и поддерживаем друг друга во всем. Нас в пересудах женили-переженили сто раз, но чего нет, того нет. Наверное, от зависти сплетничают. Работать с такой актрисой — удовольствие и радость.
— Говорят, современному российскому театру предлагают реформы…
— Такие, какие предлагают, не нужны. Потому что тогда не станет российского театра в его классическом понимании — театр-дом, театр-сообщество. Западная антреприза ничего этого не подразумевает. Там актеры собрались в кучку, отработали и разъехались. Да театр как таковой им и не нужен. Мы же другие, у нас театр не место похохотать в отведенное время. Мы, актеры, тут общаемся, живем, здесь вся наша жизнь проходит, а не от сих до сих. Российский театр как явление уникален, ничего подобного в мире больше нет. В театре Сатиры наши дамы из технического персонала знают все о каждом из нас. Причем достоверно, без сплетен. И знают, что о ком и кому говорить можно, а что ни в коем случае нельзя. Я всех в моем театре люблю — от тети-билетерши до коллег по цеху. А без этого что такое театр? Здание с начинкой для работы, и все. Бр-р-р!
— А нет ли такого, как бы это поточнее сказать, томного удовлетворения сделанным и позывов просто парить над вершинами, взирая оттуда на мирскую суету сует?
— Нет, вот этого нет. Я еще не превратился в мумию, мне по-прежнему все интересно в этой жизни. Я получаю радость от того, что делаю сам, собственными силами. Сегодняшнего моего положения в театре я добился своим трудом. Я могу открыто говорить все, что думаю, и на художественном совете, и самому Александру Анатольевичу Ширвиндту.
— Он воспринимает ваши ценные мысли?
— По-моему, да. Во всяком случае, реагирует позитивно. Я могу делать то и столько, что и сколько мне кажется по силам. Это прекрасное чувство, когда ты свободен в выборе своих занятий.
— Вы все еще, спустя три десятилетия, идете на работу с желанием?
— Все, что я мог и умел, я отдал театру. А он подарил мне лучшую жизнь в искусстве. Ни театр мне, ни я театру теперь ничего не должны. Мы с ним квиты. Но я по-прежнему отдаю театру все.
— Какая-то неловкая финальная фраза получается…
— Э-э-э нет, никакого финала. Кроме промежуточного, ввиду круглых дат. Я работал и буду работать здесь. Я люблю свой театр, люблю его людей. А уж какие мастера прошли по моей жизни — этого не передать словами. 11 лет я жил бок о бок с гениями театра, своим примером они воспитали меня. О такой жизни я и мечтать не мог на заре своей творческой карьеры. И это в моей жизни случилось.
Журнал «БОСС»
№1 2007 г.